«Улица названа
именем советского украинского писателя Я. Галана, погибшего от рук
украинских националистов».
У 2000 році дошка
зникла. Пізніше було відкрито нову дошку:
«Вулицю Галана
найменовано в 1958 році ім’ям українського письменника і громадського діяча Ярослава
Галана 1902 – 1949».
Українська,
З. У "Слова" викрали пам'ять // Слобідський край. – 2000. – 5 верес.
Ще взимку з будинку "Слово" зникли меморіальні дошки, у тому
числі дошка на честь Ярослава Галана.
З історії літературного життя Харкова: Я. О. Галан
Галан
Ярослав Олександрович (27.07.1902 – 24.10.1949) – письменник, драматург,
публіцист. Народився у м. Динів Перемишльського воєводства (Польща).
Навчався у Віденському (1923–1926 рр.) та Краківському (1926–1928 рр.)
університетах. Член Комуністичної партії Західної України (з 1924 р.).
Один із засновників і керівників літературного об’єднання «Горно» (Львів,
1929–1933 рр.), редагував журнал «Вікна». Брав участь у підготовці
Антифашистського конгресу діячів культури (Львів, 1936 р.). Працював у
редакціях газет «Вільна Україна» (1939–1941 рр.), «Правда України» і «Радянська
Україна» (1942–1948 рр.). Під час війни працював на радіостанціях імені Т. Г. Шевченка
(Саратов, 1942 р.), «Радянська Україна» (Москва, 1943 р.), «Дніпро» (пересувна
прифронтова, 1943 р.). Був спецкором на Нюрнберзькому процесі (1945–1946 рр.). Автор
п’єс, новел, нарисів, статей, фейлетонів, памфлетів. Вбитий у Львові, похований
на Личаківському цвинтарі. Лауреат Державної премії СРСР (1952 р., посмертно). [2]
**
«Харків
займає певну сторінку в біографії видатного письменника. З ним Галана
пов’язували і радісні, й сумні події. Тут друкувалися його перші твори, тут
жили і працювали його друзі, тут навчалася його дружина Анничка Геник, тут не
раз бував і він сам. Міцні стосунки з Харковом виникли у Галана ще в кінці
1920-х років, коли письменник-початківець жив у Львові, але думками линув до
столиці України, де Спілка революційних письменників Західної України видає
збірки, альманахи, а з 1930 року – журнал "Західна Україна". Саме у
цьому журналі був опублікований один із перших публіцистичних творів Галана –
нарис "В
Луцьку, в місті воєводському", а згодом – оповідання "Кара" і "Цілина". Пізніше для цього журналу та інших періодичних видань
Галан через дружину Анничку передає свої статті, п’єси, документальні матеріали
про життя Західної України. У Харківському центральному державному архіві і
зараз зберігається оригінал першої п’єси Галана "Дон-Кіхот із Еттенгайма". У 1930 році в Харкові вперше окремим виданням вийшла
його п’єса "Вантаж", а п’єсу "Осередок" у 1932 році збирався ставити театр "Березіль". У 1935 році Галан надсилає до харківського театру
Революції свою нову п’єсу "Говорить Відень", але вона була перехоплена польською поліцією, і до
адресата не дійшла. Окрему сторінку складає співробітництво Галана з газетою "Соціалістична
Харківщина" в роки Великої Вітчизняної війни. Саме тут були вперше
надруковані його памфлет "Блазні між собою" і прекрасна стаття "Шевченко
– воїн" (10 березня 1943 р.), написана у важкі дні боїв за Харків під
впливом побачених руїн, над якими височів пам’ятник Кобзареві. Працюючи в 1943
році коментатором на прифронтовій радіостанції "Дніпро", яка тоді
була розташована у Куп’янську, Галан тепло і схвильовано відзначив спеціальним
радіовиступом визволення Харкова від німецько-фашистських загарбників. Про
воєнні події у Харкові й на Харківщині він написав ряд статей. Після війни
Харківський театр ім. Т. Г. Шевченка здійснив постановку п’єс Галана "Під
золотим орлом" та "Любов на світанні", які з успіхом йшли і
після трагічної загибелі драматурга. Згодом харків’яни назвали іменем Ярослава
Галана одну з вулиць у центрі міста» [4].
***
«Жена
Галана Анна Геник переехала в Харьков, где училась на рабфаке, а после в
медицинском институте. Галан через советское консульство добивался выезда к
жене. Польское правительство долго отмалчивалось, а в 1937 году арестовало
писателя. Поводом для этого послужили очерки и рассказы, которые он собирался
отправить в Харьков. Полгода писатель провел в тюрьме. А
в это время, в августе 1937 года его жену арестовали в Харькове за "шпионскую деятельность
в пользу Польши"
и расстреляли. Естественно, Галан ничего об этом не знал» [1].
***
Из
воспоминаний писателя Ю. Смолича:
«Поздно вечером,
когда я работал у себя за столом, вдруг раздался звонок. Я вышел в переднюю и
открыл дверь: передо мной стоял Галан. В руках у него был портфель.
– Добрый вечер,
товарищ Смолич! Извините, что так поздно.
– Разве вы в
Харькове?
– Прямо с
поезда. У меня к вам конфиденциальный разговор.
Разговор, с
которым обратился ко мне Галан, был и вправду конфиденциальный и предельно
откровенный. Он рассказал мне, что приехал в Харьков, чтобы разыскать свою жену
– Ганю Геник. Несколько лет назад она тайно перешла границу, мечтая получить
высшее медицинское образование. Поступила в медицинский институт в Харькове,
училась, писала Ярославу письма – радостные, счастливые письма человека,
успешно приближающегося к намеченной цели. И вдруг все оборвалось: ни писем, ни
ответа из института, куда Галан обращался за справками. Девушка исчезла
бесследно. Утром мы с Ярославом отправились искать следы Гани Геник. В
общежитии мединститута нам не повезло. Четырехэтажный дом стоял пустешенек :
студенты уехали в колхоз копать свеклу. Об этом сказал нам швейцар –
единственное живое существо в огромном здании.
– Скажите, –
спросил я у швейцара, – давно вы здесь работаете? Нам надо узнать об одной
студентке, галичанке. Она жила здесь года два назад.
Старый швейцар
глубоко вздохнул, потом вдруг повернулся и пошел к двери под лестницей: там,
очевидно, находилась его каморка. Он приоткрыл дверь, оглянулся по сторонам,
потом поманил нас пальцем. Мы вошли в каморку и остановились на пороге. У стены
стояла железная койка. Швейцар наклонился и вынул из-под койки маленький
фибровый чемоданчик. И тут я услышал характерный звук: его издает человек,
когда сдерживает рыдание. Я взглянул на Ярослава. Слезы текли по его щекам,
глаза, не отрываясь, смотрели на чемоданчик. Потом он схватил меня за руку и
крепко сжал ее. Я понял. Это был чемоданчик Гани – и Ярослав узнал его. А
швейцар тем временем рассказывал:
– Вот так дело
было: как забрали ее, так я вынес чемоданчик долой и отнес в свою каморку.
Пусть, думаю, полежит, а вдруг товарищ студентка вернется, поберегу…
Галан подошел к
старику, крепко пожал руку, потом обнял и поцеловал.
– Спасибо вам,
хороший вы человек, – только и мог сказать Ярослав.
Такова была моя
вторая встреча с Ярославом Галаном, и именно она больше всего сблизила нас.
Приезжая после этого в Харьков, он неизменно приходил ко мне. Потом наступил
сорок первый год, и началась война. В первые ее дни в затемненном и почти
еженощно бомбардируемом Харькове и появился Галан. Он вошел в комнату
президиума в Доме литератора как раз в то время, когда мы с Натальей Забилой
комплектовали первый эшелон эвакуируемых из Харькова писателей. Галан
остановился на пороге, ошеломив нас своим появлением: ведь Львов уже был захвачен
гитлеровцами, мало кто успел бежать. С некоторым удивлением разглядывали мы
неожиданный, совсем не по военному времени, костюм Галана. Он всегда одевался
элегантно, и сейчас его наряд казался вопиющим анахронизмом. Оказалось, не из
захваченного врагами Львова пробился к нам Галан. Война застала его не дома, а
в Крыму: как раз 22 июня на рассвете Ярослав приехал на отдых в Дом
творчества писателей в Коктебеле. На перекладных, военными эшелонами он
добрался до Харькова. Мы предложили ему талон на место в эвакуационном эшелоне.
Но Галан отказался:
– Я еду
навстречу войне, а не прятаться от нее. Где военкомат? Я хочу вступить
добровольцем в армию.
Мы дали ему
адрес военкомата. Но в армию Ярослава не взяли: его год мобилизации еще не
подлежал. Галан вернулся расстроенный. Он возмущенно пожимал плечами:
– Я хочу
защищать родину с оружием в руках. Я не могу жить в одном мире с фашизмом – или
он, или я! Что делать?
Время было
позднее, и я предложил:
– Через
несколько минут – комендантский час, надо идти домой. Переночуете у меня, а там
будет видно.
Мы отправились.
Но только поднялись на четвертый этаж дома "Слово", где находилась моя
квартира номер шестьдесят три, хор сирен и гудков оповестил об очередном
налете.
– Я на свой
пост, на крышу. А вы, Ярослав, – в бомбоубежище.
– Нет, я лучше с
вами.
– Тогда живо!
Если на крышу будут падать зажигательные бомбы, их надо сбрасывать вниз на
асфальт.
На крыше уже
стоял мой напарник. Галан ему чрезвычайно обрадовался – это был польский
писатель Борейша, давний его приятель. Страшная это была ночь. Немецкие
бомбардировщики шли волна за волной. Бомбы падали густо, и уже то тут, то там
на горизонте поднималось зарево пожаров. Это была первая бомбежка, которую
довелось увидеть Ярославу. Он стоял хмурый, злой, угрюмо оглядывая горизонт. В
сиянии осветительных ракет с крыши дома "Слово" Харьков виден был как
на ладони. Полыхало в заводском районе, на железной дороге, стояло зарево над
авиазаводом. Галан мрачнел все больше. Отбой дали уже поздно ночью, и мы втроем
спустились ко мне. Мы сняли маскировку с окон, распахнули их настежь, – была
душная июльская ночь – и сидели в потемках. Комнату освещали лишь отсветы
далеких пожаров. Мы выпили по рюмке, и Галан опять заговорил о своем: он должен
попасть в армию. Борейша дал дельный совет:
– Ты знаешь,
кроме украинского и русского языков, еще польский и немецкий. Если тебя не
хотят брать солдатом, проси, пусть возьмут переводчиком.
Ярослав радостно
ухватился за эту идею. Утром он напечатал на моей машинке заявление, я написал
рекомендацию от Союза писателей, и Галан отправился в военкомат. Час спустя он
вернулся: заявление приняли и велели наведаться через несколько дней. Галан,
человек по натуре чрезвычайно спокойный и выдержанный, был крайне обижен и
возмущен. Не дождавшись ответа, он на другой день уехал в Уфу, куда было
эвакуировано Правление Союза писателей. На этот раз Галан не ошибся. В Уфе он
сразу получил назначение на украинскую радиостанцию на Волге, где с большим
успехом начал свою работу радиокомментатора. На второй год войны он был уже в
Москве – работал в украинском партизанском вещании и редактировал польский
журнал "Новые горизонты". В армию, на фронт
Галан так и не попал. И все-таки в ожесточенной борьбе против фашизма Галан был
именно солдатом – бойцом гневным, храбрым и непримиримым. Украинские литераторы
внесли немалый вклад в борьбу с фашизмом: кто воевал с оружием в руках, кто
работал в армейских и тыловых газетах. Но я не преувеличу, если скажу, что
немногие из наших писателей воевали так беззаветно, так отважно и так
результативно, как Ярослав Галан» [5].
Джерела
1.
Борисов, А. Неистовый Галан, так и не ставший харьковчанином // Время. –
2002. – 27 июля : фот.
До 100-річчя з дня народження.
2.
Григораш, Д. С. Галан Ярослав Олександрович // Енциклопедія Сучасної
України. – Київ, 2006. – Т. 5. – С. 320–321 : фот.
3.
Довгалюк, П. М. Галан Ярослав Олександрович // Українська Літературна
Енциклопедія. – Київ, 1988. – Т. 1. – С. 378–379 : фот.
4.
Протасова, М. Ярослав Галан і Харків // Соціалістична Харківщина. – 1972.
– 25 лип.
До 70-річчя з дня народження.
5.
Смолич, Ю. Галан // Рассказ о непокое : страницы
воспоминаний об украинской литературной жизни минувших лет /
Ю. Смолич. – Москва, 1971. – С. 251–271.
6.
Тимченко, В. Д. Галан Ярослав Олександрович // Літературна Харківщина :
довід. / за заг. ред. М. Ф. Гетьманця. – 2-ге вид., виправ. і
допов. – Харків, 2007. – С. 71.
Демонтовано
ОтветитьУдалить